Онтопсихология: психология человека как субъекта жизни

Гришина Н.В. (д-р психол. наук, проф. кафедры онтопсихологии факультета психологии СПбГУ)

Рассуждения о теоретическом кризисе психологии и необходимости методологической саморефлексии становятся общим местом в работах психологов. Немало написано и о причинах теоретического тупика или, по крайней мере, отсутствия теоретического продвижения. Я хотела бы из всего, что пишется или говорится на эту тему, напомнить высказывания С. Московичи о трех аспектах «научной идеологии», которая становится препятствием на пути развития науки. Во-первых, это «господство позитивистской эпистемологии», в соответствии с которой «факты “даны” в окружающей действительности», а «подлинно научный критерий – это эксперимент» [Московичи С., 1984, с. 218]. Во-вторых, нечто «вроде молчаливого компромисса, когда мы избегаем иметь дело с вопросами, касающимися сущности законов, к которым имеет отношение наша дисциплина, и все сводим к способу их проверки» [Там же]. Фактически, указывает Московичи, это спор о методах и стратегиях исследования, достигающий подчас такой остроты, что возникает «вопрос, не имеем ли мы дело с двумя различными типами ученых или двумя отдельными дисциплинами» [Там же, с. 219]. В-третьих, поскольку многие направления психологии, в частности социальная психология, «развивались в условиях конфронтации с философией», как следствие этого «существует что-то вроде ответного опасения впасть в “философские” спекуляции» [Там же, с. 220].

Приведенные суждения известного европейского психолога относятся к социальной психологии, однако развитие и состояние психологии за прошедшие с момента их написания более чем тридцать лет позволяют, на мой взгляд, сегодня отнести их к психологической науке в целом. В остальном ничего не изменилось, и сказанное не потеряло своей актуальности.

Далеко не свободна от этих проблем и отечественная психология. Российская психология, столь активно развивающаяся и приобретающая устойчивые черты практико-ориентированной науки, казалось бы, в чем-то была в лучшем положении. Мы не прошли столь жесткой «прививки» психоанализом и бихевиоризмом, как это было в западной психологии. Мы могли бы учесть опыт – как удачный, так и неудачный – развития зарубежной психологии. Мы могли бы более осторожно отнестись к американской версии психологической науки, часто весьма активно принимающейся отечественными психологами. (Трудно удержаться и еще раз не процитировать Московичи: «…мы в Европе должны обратиться к нашей собственной действительности, к нашим собственным утверждениям, из которых мы должны извлечь наши собственные “научные” выводы.

…Если все, что мы делаем, – это лишь усвоение поступающей нам литературы [хотя бы лишь для целей сравнительного анализа], мы делаем не что иное, как перенимаем заботы и традиции другого общества; мы ведем теоретическую работу по решению проблем американского общества» [Там же, с. 210].) При этом мы часто чувствительнее и привычнее к философскому вектору рассуждений и к экзистенциальной составляющей нашего существования, чем наши западные – в первую очередь, конечно, американские – коллеги.

Последнее в том числе, как мне кажется, в немалой степени предопределило довольно активный и доброжелательный прием идей гуманистической психологии, как в виде публикаций, так и в личных выступлениях ее представителей в России. Именно гуманистическая психология, как представляется, создает возможности преодоления тех барьеров на пути развития психологии, о которых говорил Московичи: прежде всего, она изначально, развиваясь на основании принципов феноменологии, не принимала многие из постулатов позитивизма, а самое главное – обращена именно к сущностным вопросам психологической науки и имеет глубокие корни в философии. Однако, несмотря на отсутствие недостатка в литературе гуманистического направления, доступной сегодня русскоязычному читателю, несмотря на увеличивающийся поток посвященных этой проблеме отечественных исследований, в том числе и диссертаций, представления о сущности гуманистического направления в психологии, по крайней мере, у части психологов имеют весьма примитивный характер. По сути, они недалеко ушли от радикальных высказываний в манифестах раннего бихевиоризма: все, что недоступно объективному исследованию, не может быть предметом внимания научной психологии. Гуманистическое направление в психологии воспринимается как имеющее описательный характер и основанное на недоказуемых представлениях, у которых столь же недоказуемые следствия. Кроме того, как уже отмечалось в отечественной литературе, недостаточное знание и понимание основных принципов гуманистического направления в психологии, а также безусловная привлекательность для любого психолога понятия «гуманистический» приводит к тому, что в «гуманистические психологи» зачисляются представители самых разных направлений в психологии [Братченко С. Л., 1999]. Само понятие гуманистической психологии начинает приобретать отчетливо эклектичный характер, поскольку с ним стали идентифицироваться психологи, которые, испытывая естественную потребность в профессиональной самоидентификации, в то же время не могут отнести себя ни к психоаналитикам, ни к бихевиористам (подобно тому, как в начале становления под знамена гуманистической психологии собирались те, кто «дружил против» психоанализа и бихевиоризма).

Безусловно, в становлении и оформлении статуса гуманистической психологии, в том числе и в отечественной науке, существуют нерешенные проблемы. Однако это не может служить основанием для недостаточно внимательного отношения к направлению гуманистической психологии, в том числе и в рамках профессионального психологического университетского образования, тем более что, как отмечалось выше, данное направление уже представлено в отечественной психологии; кроме того - и это является более важным - именно многие принципы и идеи гуманистической психологии в наибольшей мере отвечают задачам практической работы со здоровыми взрослыми людьми, интенсивное развитие которой характерно для отечественной психологии сегодня.

В связи с этим я хотела бы затронуть в вопрос об онтопсихологии как одном из направлений современной гуманистической психологии.
Само понятие «онтопсихология» не ново для представителей ленинградской-петербургской школы психологии. Последователи и ученики Б. Г. Ананьева хорошо знают, что он использовал понятие онтопсихологии для обозначения одного из центральных направлений будущего развития психологии. Представляя «картину психологии будущего, интенсивного развития многих новых дисциплин теоретической и прикладной психологии», Ананьев пишет, что «среди них будут науки, исследующие отдельные периоды человеческой жизни и…наконец, онтопсихология человека, объединяющая все части возрастной и дифференциальной психологии, характерологию» [Ананьев Б. Г., 1977, с. 369]. Тем самым в будущей психологии онтопсихологии отводилась роль интегрирующей дисциплины. В буквальном значении онтопсихология (от греч. ontos – сущее) – психология бытия. Именно этот термин в свое время предлагался в качестве одного из вариантов возможно более точного обозначения гуманистической психологии. Наконец, в современной европейской психологии понятие онтопсихологии ассоциируется с работами итальянского ученого А. Менегетти.

Привлекательность этого термина очевидна и связана с необходимостью перехода психологии на более высокий уровень анализа – от описания отдельных феноменов психической жизни человека к раскрытию логики целостного человеческого существования, анализу бытия человека в универсуме, историческом, социальном, культурном контексте его существования.

Именно такое понимание и отвечает представлению о предмете онтопсихологии. В соответствии с буквальным значением этого слова Ананьев писал, что предметом онтопсихологии должно быть «психологическое исследование самого бытия человека» [по: Логинова Н. А., 2005, с. 184]. Одно из определений предмета онтопсихологии, которое дает Менегетти, это «анализ антропологического бытия во всех его проявлениях» [Менегетти А., 2003, с. 17]. (В этом отношении точка зрения Н.А.Логиновой [2005], что сходство концепций онтопсихологии Ананьева и Менегетти является лишь терминологическим, представляется мне не вполне верной. Как минимум мы должны говорить о близости их позиций в отношении предмета онтопсихологии.)

Какова должна быть логика изучения бытия человека в контексте онтопсихологии? Ананьев отмечал, что «для онтопсихологии естественный масштаб измерений – человеческая жизнь в целом» [Ананьев Б. Г., Дворяшина М. Д., Кудрявцева Н. А., 1968, с. 7]. Говоря о конкретной форме индивидуального развития человека в процессе его жизни, он использовал понятие «жизненный путь человека», которое, безусловно, «применимо только к целостному человеку – нельзя говорить о жизненном пути отдельных подструктур или элементов структуры личности» [Логинова Н. А., 2005, с. 185-186]. Отдадим должное проницательности Ананьева: сегодня ученые говорят «о необходимости преобразования всей психологии развития в психологию жизненного пути» [Коржова Е. Ю., 2002, с. 16] Каким образом должен описываться человек как субъект своего жизненного пути?

Одним из наиболее часто употреблявшихся Ананьевым концептов является понятие субъекта. Примечательно в связи с этим его высказывание: «Психология в концептуальном отношении – это диалектика субъекта» [по: Логинова Н. А., 2005, с. 175]. Структура субъекта объединяет, интегрирует разнообразные свойства индивида и личности. Известно, что для решения задачи описания структуры человека Ананьев использовал систему понятий – человек как индивид, личность, субъект деятельности и индивидуальность.

Наименее разработанным концептом из этой тетрады понятий Ананьева является, на мой взгляд, понятие индивидуальности. Известно, что, по Ананьеву, индивидуальность представляет собой наиболее интегральную форму существования человека, причем именно в индивидуальности достигается наивысший уровень интеграции. «Индивидуальность человека можно понять лишь при условии полного набора характеристик человека» [Ананьев Б. Г., 1968, с. 334].

Что служит предметной основой соединения, интеграции всех отдельных подструктур в индивидуальности человека? Наиболее общим и очевидным объединяющим началом для человека как индивида, личности и субъекта основных деятельностей – труда, познания, общения – является его целостная жизнедеятельность, и как целостный субъект человек предстает прежде всего как субъект своей жизни. Только индивидуальность человека, по моему мнению, и может рассматриваться как способность человека быть субъектом собственной жизни [Гришина Н. В., 2002а, 2002б]. Именно в этом и состоит высшая интегрирующая функция индивидуальности. Именно поэтому индивидуальностью не рождаются, но становятся. При этом человек может в разной степени быть субъектом своей жизни – от фактического отсутствия субъектности в выстраивании своего жизненного пути, ограниченного адаптацией к существующему и стремлением скорее «плыть по течению», до подлинного жизнетворчества, способности творить свой собственный мир и действовать вопреки обстоятельствам, вопреки необходимостям биологического и социального характера.

Таким образом, понятие индивидуальности в концепции Ананьева, на мой взгляд, фактически означает способность человека быть субъектом собственной жизни. Для современного психолога совершенно очевидно: способность человека быть субъектом собственной жизни, прежде всего, предполагает, что человек обладает свободой выбора. Понятно, что возможности Ананьева писать о свободном человеке, реализующем стратегию жизнетворчества, были ограничены рамками времени. Однако вкладываемое им в понятие индивидуальности не оставляет сомнений, что речь идет об активном человеке, в своих отношениях с окружающим миром использующем преобразующие стратегии: «…именно в продуктах творческой деятельности, изменяющей окружающую действительность, выражается неповторимый вклад личности в общественное развитие» [Ананьев Б. Г., 1968, с. 328]. И далее: «Мы думаем, что одним из важных индикаторов человеческой индивидуальности является активность созидающей, творческой деятельности человека, воплощение, реализация в ней всех великих возможностей исторической природы человека» [Там же, с. 329].

Наиболее авторитетный исследователь творчества Ананьева, его ученица Н. А. Логинова справедливо отмечает, что «понимание Б. Г. Ананьевым индивидуальности как высшего уровня развития человека близко пониманию субъекта в школе С. Л. Рубинштейна и самоактуализирующейся личности в гуманистической психологии» [Логинова, 2005, с. 180]. (Не случайно, что именно проблема индивидуальности является наиболее цитируемой при обращении к творческому наследию Ананьева, интерес к которому в последнее десятилетие возрастает [Воронова, Гашкова, 2005].)

В гуманистической психологии – именно тогда, когда, казалось бы, ее положение становится довольно прочным, – возникла дискуссия вокруг различий во взглядах ее основных представителей. В отечественной литературе наибольшую известность получила точка зрения «классиков» гуманистического направления – К. Гольдштейна, А. Маслоу и К. Роджерса. Хотя позиции последних несколько расходятся [см., напр.: Мадди С., 2002], они едины в том, что составляет один из главных постулатов гуманистического направления: жизнь представляет собой процесс реализации тенденции к максимальному выражению заложенного в человека потенциала, процесс самоактуализации (на этом основании С. Мадди называет такую позицию «актуализационным подходом» к пониманию личности). Менее известен экзистенциальный вариант гуманистического подхода, в соответствии с которым «какой-то однозначно заданной направленности или сущности у человека нет», «направление развития человека определяется исключительно выборами, которые он делает» и «неправильный выбор, плохое осознание альтернатив, бегство от ответственности за свой выбор – это предпосылки “нездорового” развития» [Леонтьев Д. А. , 1997, с. 41].

Таким образом, самореализация является одним из возможных сценариев построения своего жизненного пути. Особенный и активно проявляющийся в науке интерес именно к самореализации человека как способу его существования, на мой взгляд, будет более понятен, если принять во внимание один из исходных постулатов экзистенциального варианта гуманистической психологии, наиболее известный в формулировке Сартра: «Существование предшествует сущности». Тем самым истинное значение выбора самореализации как способа существования - в том, как выбор именно этого способа отношений с миром преобразует личность человека. То есть самореализация – это не только результат развития, но прежде всего фактор развития человека. Возможно, что именно самореализация является самым эффективным фактором наиболее полного и гармоничного развития человека, его индивидуальности, в первую очередь за счет того, что самореализация предполагает подлинность существования (однако последняя к ней не сводится, так как проявления подлинности существования шире, чем самореализация), подобно тому, как индивидуальность человека не может не основываться на его аутентичности. При этом я солидарна с позицией В. Франкла (в отечественной литературе поддержанной, в частности, А. А. Реаном [2000]), в соответствии с которой самореализация не может быть самоцелью, а подлинная реализация себя, как и обретение смыслов своего существования, возможна только при выходе человека в более широкое пространство бытия: «Если человек хочет прийти к самому себе, его путь лежит через мир» [Франкл В., 1990, с. 120].

Очевидно, что лучшее понимание своеобразия самореализации как жизненного пути может быть достигнуто через сопоставление ее с другими его вариантами. Так, именно такое выражение – «варианты жизни» - использует В. Н. Дружинин в «Очерках экзистенциальной психологии» [2000]. Среди эмпирически выделенных и описанных им вариантов – «жизнь как предисловие» (как подготовка к жизни), «жизнь как достижение», «жизнь как творчество», «жизнь по правилам» и т.д. А. А. Грачев [1999] на основании анализа ряда психологических концепций выделяет три принципиальных типа жизненных ориентаций: ориентация на удовольствие, ориентация на самореализацию, ориентация на
идеалы и самосовершенствование, которые обусловливают направленность поведения и выраженность которых определяет полноту человеческого существования. В свое время К. Хорни [1993] писала о трех фундаментальных ориентациях человека, фактически определяющих тип его отношений с окружающим миром, – движение к людям, движение от людей, движение против людей. А. Менегетти пишет о трех модусах бытия: 1) жизнь как адаптивное существование в соответствии с законами окружающего мира, основанная на следовании правилам своего времени и социальным обстоятельствам, при этом предлагаемые модели жизни безоговорочно принимаются; 2) мастерство жизни как способность добиваться большего, его показателем является успех в социально-историческом контексте, сочетающийся с субъективной удовлетворенностью человека; 3) искусство жизни как «способность воздействовать на жизнь таким образом, чтобы внести в бытие новизну. Вместе того чтобы участвовать в повторении цикла существования предметного мира, человек действует так, что жизнь становится естественным фоном творческой игры его собственной личности» [Менегетти А., 2001, с. 12]. Нетрудно видеть, что последний из описанных Менегетти модусов существования созвучен тому, что в отечественной психологии называют стратегией «жизнетворчества»: «Искусством жизни владеют те немногие люди, которые способны влиять на жизнь как на творение своего собственного духа» [Там же]. Таким образом, стремление выделить и описать логику существования человека, способы его бытия свойственно психологам самых разных направлений. И это стремление естественным образом усиливается по мере нарастания практической ориентации психологии.

Какая система категорий должна использоваться в описаниях проблематики, для которой «естественный масштаб измерений - человеческая жизнь в целом»? Хотя принцип целостности – как необходимость понимания личности на основе ее целостного описания – существует достаточно давно, считать его последовательно реализованным было бы преждевременно. Однако в психологии все большую популярность начинают приобретать такие, более «жизненные» категории, как жизненный мир, жизненное пространство, жизненная ситуация, стратегии и стили жизни. В качестве основного инструментария исследования жизненного пути человека выступают биографические методы, а в качестве оптимальной схемы исследования – лонгитюдное исследование.

Получаемые нами результаты в рамках проводимого на факультете психологии Санкт-Петербургского университета с 2002 г. лонгитюдного исследования подтверждают это. Они позволяют также уточнить, а иногда и провести эмпирическую верификацию многих теоретических представлений, связанных с описанием жизненного пути в школе Ананьева. Однако проблематика онтопсихологии открыта широкому диапазону исследований. Гуманистическая психология принципиально допускает использование самых разнообразных источников информации, отказывая в претензии на отражение подлинности человеческого существования разве что искусственным схемам экспериментальных исследований.

Очевидным условием корректного развития онтопсихологии является принятие основных принципов гуманистического подхода, в рамках которого развивается онтопсихология. Основные принципы гуманистической психологии хорошо известны и могут быть суммированы в нескольких категориях – взгляд на природу человека (например, в контексте категорий, выделенных на основании анализа теорий личности Л. Хьеллом и Д. Зиглером [1997]), представления о предмете, проблемном поле и задачах психологической науки, методология и методы исследовательской и практической работы [см., напр.: Братченко С. Л., 1999]. Гуманистическая психология формируется в атмосфере широкого резонанса идей Э. Гуссерля и феноменологического подхода, оказавшего на ее становление неоспоримое влияние. Те же идеи лежат в основе онтопсихологии.

Таким образом, онтопсихология – это современное направление психологии, которое по ряду существенных критериев может быть идентифицировано в рамках гуманистического подхода как направление, ориентированное на изучение и анализ жизненного пути человека. Безусловно, полнота описания структуры человека и создание системы человекознания требуют разнообразных и многосторонних исследований человека как индивида, личности, субъекта деятельности. Задача онтопсихологии – описание человека как субъекта жизни, и в этом ее смысл и предназначение.

Список литературы:

1. Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. Л., 1968.
2. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания. М, 1977.
3. Ананьев Б. Г., Дворяшина М. Д., Кудрявцева Н. А. Индивидуальное развитие человека и константность восприятия. М., 1968.
4. Братченко С. Л. Гуманистическая психология как одно из направлений движения за ненасилие. СПб., 1999.
5. Воронова Е. Ю., Гашкова О. В. Наукометрический метод в оценке научного вклада отечественных ученых // Материалы научно-практической конференции «Ананьевские чтения – 2005» / Под ред. Л. А. Цветковой, Л. М. Щипицыной. СПб., 2005.
6. Грачев А. А. Жизненные ориентации как детерминанты жизнедеятельности // Психологические проблемы самореализации личности. Вып. 3 / Под ред. Л .А. Головей, Л. А. Коростылевой. СПб., 1999.
7. Гришина Н. В. Индивидуальность: человек как субъект жизни // Психологические проблемы самореализации личности. Вып. 6 / Под ред. Л. А. Коростылевой. СПб., 2002а.
8. Гришина Н. В. Человек как субъект жизни // Новая Онтопсихология. 2002б, № 1.
9. Дружинин В. Н. Варианты жизни: Очерки экзистенциальной психологии. М.; СПб., 2000.
10. Коржова Е. Ю. Психологическое познание судьбы человека. СПб., 2002.
11. Леонтьев Д. А. Что такое экзистенциальная психология? // Психология с человеческим лицом: гуманистическая перспектива в постсоветской психологии / Под ред. Д. А. Леонтьева, В. Г. Щур. М., 1997.
12. Логинова Н. А. Опыт человекознания. История комплексного подхода в психологических школах В. М. Бехтерева и Б. Г. Ананьева. СПб., 2005.
13. Мадди С. Теории личности: сравнительный анализ. СПб., 2002.
14. Менегетти А. Мудрец и искусство жизни. М., 2001.
15. Менегетти А. Онтический геном. М., 2003.
16. Московичи С. Общество и теория в социальной психологии // Современная зарубежная социальная психология/ Под ред. Г. М. Андреевой, Н. Н. Богомоловой, Л. А. Петровской. М., 1984.
17. Реан А. А. Самоактуализация и самотрансценденция личности // Психология личности в трудах отечественных психологов / Сост. Л. В. Куликов. СПб., 2000.
18. Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.
19. Хорни К. Невротическая личность нашего времени. Самоанализ. М., 1993.
20. Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности. СПб., 1997.